автор: Степан Бочкарёв
Великая Французская революция (1789-1795) это событие, определившее развитие западной цивилизации на столетия вперёд. Впервые в истории феодализма крупная континентальная держава Старого света провозгласила республиканскую форму правления и гражданские свободы, в основе которых лежит принцип всеобщего равенства. Французская конституция стала прообразом современных правовых систем. Однако у революции было и ещё одно наследие, и оно стало проклятием для всего человечества.
Французская революция подарила миру террор как инструмент политики и манипулирования людьми. Хотя государственное насилие существовало с древнейших времён, оно ещё не принимало таких ужасных форм. Оказалось, что можно запустить «конвейер смерти», руководствуясь (или прикрываясь) высокими идеалами гуманизма, служения родине и народу. Как такое стало возможно тогда, и становится возможным снова и снова? На этот вопрос нет исчерпывающего ответа.
Сейчас слова «террор» и «террорист» ассоциируются, прежде всего, с различными социальными группами, которые ведут борьбу с государством и обществом насильственными способами. Однако французские революционеры, захватив власть, ввели в оборот слово «террор» (букв. «ужас») как обозначение государственной политики, которая казнями насаждает в обществе страх, лишает воли и вынуждает повиноваться. Первым и наиболее опасным «террористом», обладающим максимальными ресурсами, является само государство. И Французская революция показала, как быстро оно перерождается в «опухоль», пожирающую общество изнутри.
Революция разрушила сословные ограничения в обществе и внедрила элементы демократии. Благодаря этому политика стала публичной, а мы, как потомки, получили редкую возможность изучить механизм принятия репрессивных решений на примере речей революционных лидеров, в частности Максимильена Робеспьера. Он и его сторонники-якобинцы охотно использовали язык ненависти, чтобы «расчеловечить» политических оппонентов. Их называли предателями, «ядовитыми насекомыми», «вакханками и проститутками».
Напротив, террор и его средства обозначались эвфемизмами, которые должны были вызывать положительные эмоции и одобрение. Террор, как утверждал Робеспьер, это «добродетель и справедливость», а также «очищение». Аналогично и гильотина, ставшая символом якобинского террора, получила прозвище «бритва нации». Этот образ «хорошеющей, расцветающей и выздоравливающей» нации получит своё развитие уже в XX веке, когда нацисты введут в оборот термин «расовая гигиена». А в начале XXI века возникнет образ «встающей с колен» России — предвестник очередного витка репрессий на историческом повороте.
У французских революционеров за последующие 200 лет оказалось множество «способных учеников». Все они, проживая в разных странах, относясь к разным культурам и историческим эпохам, вольно или невольно воспроизводили методы своих «учителей». И, увы, эти инструменты не потеряли своей эффективности, если целью является удержание власти.
Как в обществе «включаются» механизмы террора? Как он связан с революцией, её гуманистическими ценностями? Почему маховик репрессий легко раскрутить, но тяжело остановить? Какую цену платит общество и государство, использующее террор? Какие цели стремится декларировать государство-террорист? Подобные вопросы встают перед восьмиклассниками на уроках, посвящённых Великой Французской революции.
Французская революция подарила миру террор как инструмент политики и манипулирования людьми. Хотя государственное насилие существовало с древнейших времён, оно ещё не принимало таких ужасных форм. Оказалось, что можно запустить «конвейер смерти», руководствуясь (или прикрываясь) высокими идеалами гуманизма, служения родине и народу. Как такое стало возможно тогда, и становится возможным снова и снова? На этот вопрос нет исчерпывающего ответа.
Сейчас слова «террор» и «террорист» ассоциируются, прежде всего, с различными социальными группами, которые ведут борьбу с государством и обществом насильственными способами. Однако французские революционеры, захватив власть, ввели в оборот слово «террор» (букв. «ужас») как обозначение государственной политики, которая казнями насаждает в обществе страх, лишает воли и вынуждает повиноваться. Первым и наиболее опасным «террористом», обладающим максимальными ресурсами, является само государство. И Французская революция показала, как быстро оно перерождается в «опухоль», пожирающую общество изнутри.
Революция разрушила сословные ограничения в обществе и внедрила элементы демократии. Благодаря этому политика стала публичной, а мы, как потомки, получили редкую возможность изучить механизм принятия репрессивных решений на примере речей революционных лидеров, в частности Максимильена Робеспьера. Он и его сторонники-якобинцы охотно использовали язык ненависти, чтобы «расчеловечить» политических оппонентов. Их называли предателями, «ядовитыми насекомыми», «вакханками и проститутками».
Напротив, террор и его средства обозначались эвфемизмами, которые должны были вызывать положительные эмоции и одобрение. Террор, как утверждал Робеспьер, это «добродетель и справедливость», а также «очищение». Аналогично и гильотина, ставшая символом якобинского террора, получила прозвище «бритва нации». Этот образ «хорошеющей, расцветающей и выздоравливающей» нации получит своё развитие уже в XX веке, когда нацисты введут в оборот термин «расовая гигиена». А в начале XXI века возникнет образ «встающей с колен» России — предвестник очередного витка репрессий на историческом повороте.
У французских революционеров за последующие 200 лет оказалось множество «способных учеников». Все они, проживая в разных странах, относясь к разным культурам и историческим эпохам, вольно или невольно воспроизводили методы своих «учителей». И, увы, эти инструменты не потеряли своей эффективности, если целью является удержание власти.
Как в обществе «включаются» механизмы террора? Как он связан с революцией, её гуманистическими ценностями? Почему маховик репрессий легко раскрутить, но тяжело остановить? Какую цену платит общество и государство, использующее террор? Какие цели стремится декларировать государство-террорист? Подобные вопросы встают перед восьмиклассниками на уроках, посвящённых Великой Французской революции.