13 ноября Черногория отмечала день рождения Петра II Негоша (1813-1851 гг.) — последнего духовного правителя. К нему сформировалось особое отношение в обществе, поскольку Пётр II считается не только одним из основателей черногорского государства, но и поэтом, просветителем, отцом черногорской литературы, моральным авторитетом и даже идеалом телесной красоты. Высокого мнения о себе был и сам Пётр II, написавший в своём завещании 20 мая 1850 года: «Благодарю Тебя, Господи, за то, что Ты наделил меня такими красивыми душой и телом, каких нет у миллионов [других людей] на земле». Однако в действительности фигура Петра II очень противоречива.
Характеризуя Петра II как государственного деятеля, обычно подчёркивают, что он создавал силовые структуры, Сенат и укреплял верховную власть, борясь с племенным сепаратизмом. Правда, речь шла об объединении именно под властью династии Негошей, а любое сопротивление этому политическому курсу жестоко подавлялось. Например, в 1847 году в стране фактически началась гражданская война, в ходе которой племена Пипери, Белопавличи, Кучи и Црмница пытались противостоять усилению власти митрополита. Боевым действиям предшествовал голод, справиться с которым помогали турки, передавшие черногорцам продовольствие. Они же передали повстанцам из области Црмница оружие и отправили в помощь военный отряд в 3-4 тысячи человек. Однако восставшие были разгромлены, а их остатки сдались после обещания помилования. Тем не менее, причастный к восстанию сенатор Тодор Мушикин, его сын Йован и брат Милош были приговорены Сенатом к казни. Их расстреляли, вопреки традиции, не около Влашской церкви в Цетине, а прямо под окнами «бильярдного» дворца, чтобы Петр II мог из окна наблюдать за расправой.
Страна под руководством духовного пастыря вела военные действия не только с «внутренними врагами», но и с внешними: в начале 1830-х годов попытки черногорцев захватить Подгорицу привели к войне с турками, которым этот город тогда принадлежал. Но, признавая право за славянскими народами бороться против турецкого и австрийского владычества, Пётр II, в то же время, отказывал в этом праве другим народам. Так, он был готов отправить черногорские отряды на подавление восстания в Венгрии в 1848 году. Однако российская армия, помогавшая тогда австрийцам задушить венгерскую революцию, отказалась от этой помощи. Частые военные авантюры, в которые без оглядки бросались черногорцы, вызывали недовольство в Петербурге. Из-за этого Пётр II был холодно принят российским императором Николаем I в 1833 году. А спустя всего 4 года ему пришлось снова ехать в столицу Российской империи, чтобы ответить на обвинения в растрате денег, выделенных на содержание черногорского государства. В то время более двух третей годового дохода страны составляла иностранная денежная помощь, главным образом российская.
Характеризуя Петра II как государственного деятеля, обычно подчёркивают, что он создавал силовые структуры, Сенат и укреплял верховную власть, борясь с племенным сепаратизмом. Правда, речь шла об объединении именно под властью династии Негошей, а любое сопротивление этому политическому курсу жестоко подавлялось. Например, в 1847 году в стране фактически началась гражданская война, в ходе которой племена Пипери, Белопавличи, Кучи и Црмница пытались противостоять усилению власти митрополита. Боевым действиям предшествовал голод, справиться с которым помогали турки, передавшие черногорцам продовольствие. Они же передали повстанцам из области Црмница оружие и отправили в помощь военный отряд в 3-4 тысячи человек. Однако восставшие были разгромлены, а их остатки сдались после обещания помилования. Тем не менее, причастный к восстанию сенатор Тодор Мушикин, его сын Йован и брат Милош были приговорены Сенатом к казни. Их расстреляли, вопреки традиции, не около Влашской церкви в Цетине, а прямо под окнами «бильярдного» дворца, чтобы Петр II мог из окна наблюдать за расправой.
Страна под руководством духовного пастыря вела военные действия не только с «внутренними врагами», но и с внешними: в начале 1830-х годов попытки черногорцев захватить Подгорицу привели к войне с турками, которым этот город тогда принадлежал. Но, признавая право за славянскими народами бороться против турецкого и австрийского владычества, Пётр II, в то же время, отказывал в этом праве другим народам. Так, он был готов отправить черногорские отряды на подавление восстания в Венгрии в 1848 году. Однако российская армия, помогавшая тогда австрийцам задушить венгерскую революцию, отказалась от этой помощи. Частые военные авантюры, в которые без оглядки бросались черногорцы, вызывали недовольство в Петербурге. Из-за этого Пётр II был холодно принят российским императором Николаем I в 1833 году. А спустя всего 4 года ему пришлось снова ехать в столицу Российской империи, чтобы ответить на обвинения в растрате денег, выделенных на содержание черногорского государства. В то время более двух третей годового дохода страны составляла иностранная денежная помощь, главным образом российская.
Венцом литературного творчества Петра II стала героическая поэма «Горный венец». Она посвящена резне, которую устроили черногорцы по наущению его предшественника — митрополита Данилы Негоша (1670-1735 гг). Тогда, в начале XVIII века, лояльные владыке черногорцы истребили так называемых «потурченцев» - соплеменников, принявших ислам и подвергшихся турецкому влиянию. Обычно «Горный венец» рассматривают как литературное произведение, но это ещё и важный исторический источник, в котором отражены менталитет, идеи и традиции черногорского общества, а также взгляды самого Петра II. С позиций сегодняшнего дня удивительно, но уничтожение части и без того маленького черногорского народа автор поэмы представляет как славную страницу национальной истории и повод для гордости. Расправа над «потурченцами» укрепила власть Цетинских митрополитов, но сам Данило предстаёт в поэме в более выгодном свете: он словно сомневается в необходимости резни и не отдаёт прямого приказа о массовом убийстве. Сторонники митрополита как будто всё делают сами, воодушевлённые его сдержанным одобрением. «Мечеть сожгли!... муллу убили! Чтоб погань эта не могла воскреснуть — всё сожгли дотла» - хвастаются черногорцы, и получают благословение владыки.
В поэме также есть эпизод, в котором девушка по имени Ружа выходит замуж за начальника турецкой стражи. Расценив это как измену, черногорцы преследуют свадебную процессию, а потом безжалостно убивают всех: и Ружу, и жениха, и сватов.
С презрением герои поэмы отзываются не только о восточной, но и о западной цивилизации, которой якобы правят ловкачи, живущие за счет угнетаемых балканских народов.
Описанные в поэме народные нравы оставались такими же дикими и столетие спустя, во времена Петра II Негоша. Об этом свидетельствуют и другие источники. Так, филолог-славист Пётр Прейс, побывавший в то время в Черногории, писал: «В Цетинье, столице черногорского владыки, мне понравилось всё, кроме башни, увешанной головами турков. Владыка и сам против этого “дикого бесчеловечного обычая”, но не хочет приступить к уничтожению его, чтобы “не обидеть своего народа”».
Неудивительно, что «Горный венец» пришёлся по нраву черногорцам, которые полюбили его цитировать. Эту любовь они пронесли через века, а в конце XX века она зловеще материализовалась в этнических чистках в Боснии. В 1995 году в Сребренице сербскими вооружёнными формированиями были убиты 8 тысяч мусульман мужского пола, среди которых были и несовершеннолетние. Международный трибунал в Гааге признал, что организатором этой массовой расправы был президент Республики Сербской Радован Караджич — бывший врач-психиатр и поэт, вдохновлявшийся творчеством Петра II Негоша. В суде прозвучало, что Караджич в ходе войны часто цитировал «Горный венец». Суд даже счёл эту поэму «идеологической основой» для преступлений против человечности. Такой вывод возмутил черногорских чиновников. «Негош не был ни поэтом геноцида, ни вдохновителем преступлений. Он призывал не к войне против какого-либо народа, а к борьбе за свободу, а борьба за свободу нации в XIX веке не может быть тем же, что и насилие против невинных людей столетие спустя», — сказал в 2014 году премьер-министр Черногории Мило Джуканович.
Конечно, морально-правовая и идейная оценка «Горного венца» зависит от толкований и выбранных ориентиров. «Если посмотреть современную черногорскую интерпретацию Негоша, то практически все его неправильно поняли. Боснийцы неправильно его поняли, сербы в Боснии неправильно его поняли… я его неправильно понял», — иронизировал черногорский писатель Андрей Николаидис. Но в таком случае всегда найдутся те, кто и деяния Караджича захочет интерпретировать иначе — как борьбу за свободу сербского народа.
В поэме также есть эпизод, в котором девушка по имени Ружа выходит замуж за начальника турецкой стражи. Расценив это как измену, черногорцы преследуют свадебную процессию, а потом безжалостно убивают всех: и Ружу, и жениха, и сватов.
С презрением герои поэмы отзываются не только о восточной, но и о западной цивилизации, которой якобы правят ловкачи, живущие за счет угнетаемых балканских народов.
Описанные в поэме народные нравы оставались такими же дикими и столетие спустя, во времена Петра II Негоша. Об этом свидетельствуют и другие источники. Так, филолог-славист Пётр Прейс, побывавший в то время в Черногории, писал: «В Цетинье, столице черногорского владыки, мне понравилось всё, кроме башни, увешанной головами турков. Владыка и сам против этого “дикого бесчеловечного обычая”, но не хочет приступить к уничтожению его, чтобы “не обидеть своего народа”».
Неудивительно, что «Горный венец» пришёлся по нраву черногорцам, которые полюбили его цитировать. Эту любовь они пронесли через века, а в конце XX века она зловеще материализовалась в этнических чистках в Боснии. В 1995 году в Сребренице сербскими вооружёнными формированиями были убиты 8 тысяч мусульман мужского пола, среди которых были и несовершеннолетние. Международный трибунал в Гааге признал, что организатором этой массовой расправы был президент Республики Сербской Радован Караджич — бывший врач-психиатр и поэт, вдохновлявшийся творчеством Петра II Негоша. В суде прозвучало, что Караджич в ходе войны часто цитировал «Горный венец». Суд даже счёл эту поэму «идеологической основой» для преступлений против человечности. Такой вывод возмутил черногорских чиновников. «Негош не был ни поэтом геноцида, ни вдохновителем преступлений. Он призывал не к войне против какого-либо народа, а к борьбе за свободу, а борьба за свободу нации в XIX веке не может быть тем же, что и насилие против невинных людей столетие спустя», — сказал в 2014 году премьер-министр Черногории Мило Джуканович.
Конечно, морально-правовая и идейная оценка «Горного венца» зависит от толкований и выбранных ориентиров. «Если посмотреть современную черногорскую интерпретацию Негоша, то практически все его неправильно поняли. Боснийцы неправильно его поняли, сербы в Боснии неправильно его поняли… я его неправильно понял», — иронизировал черногорский писатель Андрей Николаидис. Но в таком случае всегда найдутся те, кто и деяния Караджича захочет интерпретировать иначе — как борьбу за свободу сербского народа.
История показала, что, какими бы мотивами ни руководствовался Пётр Негош при написании поэмы «Горный венец», она способна потакать низменным племенным страстям. Вероятно, поэтому в 2015 году в Черногории ограничили изучение «Горного венца» в школах. А введение через 8 лет Дня Негоша выглядит как попытка пойти обратным курсом. Митрополит Черногорско-Приморский Иоанникий заявил, что «Негошев дан» возвращает Черногорию в лучшие времена. «Это как знак покаяния и изменения взглядов, что люди больше не думают так, как им прикажут из какого-то политического, идеологического центра, а вернулись к себе», — добавил он, назвав поэму Негоша «народной Библией».
Однако такой подход вносит раскол в черногорское общество, в котором почти 20% исповедуют ислам. Неслучайно депутаты от Боснякской партии голосовали в Скупщине против принятия законопроекта о новом празднике. А сразу после этого мусульманские политики выступили с инициативой учредить ещё один государственный праздник — день рождения пророка Мухаммеда.
«В жизни и речах Мухаммеда не было ненависти, его призывы никого не задевают. Если другие имеют право выбирать день рождения Негоша в качестве государственного праздника, то у нас тоже есть легитимное право требовать этого для тех, кто исповедует ислам», – прокомментировал инициативу главный муфтий Исламской общины в Черногории Рифат Фейзич.
Важно помнить, что в многоконфессиональном, мультикультурном и полиэтническом обществе легко потерять баланс. А восстановить его намного сложнее, особенно на Балканах, где коллективная память отягощена кровавыми страницами истории.
Как теократия влияет на общество, государство и менталитет правителя? Был ли Пётр II Негош выдающимся просветителем, гуманистом? Какими идеями он наполнил поэму «Горный венец»? В какой мере творец, автор художественного вымысла несёт ответственность за то, как его слово отзовётся в народе? Есть ли связь между геноцидом и языком ненависти и расчеловечивания? И насколько эта связь осязаема, если такой язык начал формироваться на 100 лет раньше кровавых событий? Эти и другие вопросы возникают перед нами как на уроках истории, так и в обычной жизни, наполненной смыслами из позапрошлого века.
Однако такой подход вносит раскол в черногорское общество, в котором почти 20% исповедуют ислам. Неслучайно депутаты от Боснякской партии голосовали в Скупщине против принятия законопроекта о новом празднике. А сразу после этого мусульманские политики выступили с инициативой учредить ещё один государственный праздник — день рождения пророка Мухаммеда.
«В жизни и речах Мухаммеда не было ненависти, его призывы никого не задевают. Если другие имеют право выбирать день рождения Негоша в качестве государственного праздника, то у нас тоже есть легитимное право требовать этого для тех, кто исповедует ислам», – прокомментировал инициативу главный муфтий Исламской общины в Черногории Рифат Фейзич.
Важно помнить, что в многоконфессиональном, мультикультурном и полиэтническом обществе легко потерять баланс. А восстановить его намного сложнее, особенно на Балканах, где коллективная память отягощена кровавыми страницами истории.
Как теократия влияет на общество, государство и менталитет правителя? Был ли Пётр II Негош выдающимся просветителем, гуманистом? Какими идеями он наполнил поэму «Горный венец»? В какой мере творец, автор художественного вымысла несёт ответственность за то, как его слово отзовётся в народе? Есть ли связь между геноцидом и языком ненависти и расчеловечивания? И насколько эта связь осязаема, если такой язык начал формироваться на 100 лет раньше кровавых событий? Эти и другие вопросы возникают перед нами как на уроках истории, так и в обычной жизни, наполненной смыслами из позапрошлого века.