«Гулльский инцидент»: национальный позор и «проблески» международного права

Жизнь общества и его история полна парадоксов. Один из них касается трансформации системы международных отношений на рубеже XIX – XX вв. Как ни странно, именно тогда, в век безжалостной индустриализации, а также беспощадных колониальных и захватнических войн, в которых испытывались всё более совершенные орудия убийства, начал складываться механизм мировой безопасности, основанный на общих правилах. Причём этот регламент распространялся и на такой последний инструмент дипломатии, каким на протяжении тысячелетий была война — апогей насилия и бесправия.
Не менее удивительно, что обуздать стихию войны предложила одна из европейских империй, которая обладала крупнейшей сухопутной армией, веками вела нескончаемые завоевательные войны и явно не собиралась останавливаться. Такой державой была Россия. Её император Николай II предложил провести конференцию в Гааге, чтобы положить конец гонке вооружений. Именно в Гааге в начале XVII в. жил мыслитель эпохи Просвещения Гуго Гроций — теоретик международного права и автор трактата «О праве войны и мира», написанного во время Тридцатилетней войны — первого масштабного общеевропейского конфликта, предвестника мировых войн XX столетия.
В российской дипломатической ноте цели конференции формулировались в духе гуманизма и высших идеалов человечества: «Положить предел непрерывным вооружениям и изыскать средства предупредить угрожающие всему миру несчастья — таков ныне высший долг для всех государств».
Заявление дипломатов российского царя было воспринято со скепсисом и недоверием не только в политических кругах, но и людьми пацифистских убеждений. И даже сама конференция, в которой приняли участие представители могущественных государств, не смогла изменить это убеждение. Писатель Лев Толстой назвал конференцию «только отвратительным проявлением христианского лицемерия». И последующие события во многом подтвердили этот тезис.
С самого начала было очевидно, что российский царь озабочен не столько самим существованием войн, сколько отставанием его империи в гонке вооружений. Можно было бы выбрать политику нейтралитета, как сделали другие сравнительно слабые государства, но у самодержавия были амбициозные цели, в том числе захват принадлежавших Турции Черноморских проливов. Достигнуть этого без участия в большой войне невозможно.
Неудивительно, что главный вопрос конференции — общее сокращение вооружений и военных бюджетов, - так и не был решён. Но некоторых практических результатов всё же удалось достичь: учреждён международный суд, подписаны декларации о запрете использовать в боевых действиях химическое оружие и разрывные пули, а также метать снаряды с воздушных шаров.
Насколько эти заявления расходились с реальностью, пронизанной милитаризмом и агрессивными устремлениями, стало понятно уже через 5 лет. И символично, что первым, кого заподозрили в военных преступлениях, оказалась Россия. Её репутация миротворца была подорвана действиями российского флота, которые фактически расценивались как военное преступление.

В октябре 1904 года, в разгар русско-японской войны, 2-я Тихоокеанская эскадра российского флота отправилась из Балтийского моря на Дальний Восток, где японцы наносили царской армии одно поражение за другим. Настроения среди моряков и офицеров были близки к паническим. Ходили слухи, что в море, прямо у берегов Великобритании, эскадру караулят японские корабли. Уже на седьмой день морского похода нервозность достигла максимума. Ночью эскадра вице-адмирала Зиновия Рожественского наткнулась на несколько английских рыбацких судов. Решив, что это японские эсминцы, моряки открыли по ним огонь из орудий всех калибров. Всего было выпущено 500 снарядов с близкого расстояния. В итоге два рыбака были убиты и несколько ранены, один траулер потопили, а другие получили повреждения. Под огонь попала и часть собственных кораблей. Особенно активно обстреливали крейсер «Аврора»: в него попало 5 снарядов, выпущенных флагманским броненосцем «Князь Суворов». Был тяжело ранен судовой священник, который позже скончался в госпитале в Марокко. Также ранение получил офицер.
Это происшествие в Северном море получило название «Гулльского инцидента» (от расположенного поблизости английского города Гулль). Реакция Англии на действия русских моряков была острой, и Россия оказались на грани войны с «владычицей морей». Особенно возмутило англичан то, что тонувшим рыбакам не была оказана помощь. Более того, проследовав до пролива Па-де-Кале, русские даже не известили власти других морских держав, что в Северном море терпят бедствие английские рыбаки. Возмущённая британская пресса назвала эскадру Рожественского «флотом сумасшедших» («this fleet of lunatics»).
Начался призыв резервистов в английский флот. А первый броненосный отряд эскадры по требованию Лондона был задержан в испанском порту Виго почти на неделю, пока вырабатывался механизм урегулирования конфликта. Оказалось, что русско-японская война «подождёт», а интересы пострадавших британских моряков важнее, если за них заступается крупнейшая морская держава.
Великобритания настояла на проведении расследования в соответствии с договорённостями Гаагской конференции. Это первый в истории опыт создания международной следственной комиссии для расследования военного инцидента. В ходе следствия выяснилось, что японских миноносцев никто не видел, кроме русских моряков. А действия английских рыбаков были исключительно мирными. Особое мнение выразил только один член следственной комиссии — русский комиссар адмирал Дубасов. Он настаивал на том, что «поблизости от русской эскадры находились подозрительные суда». Именно они и «вызвали огонь», утверждал адмирал, не уточняя, в чём конкретно заключалась провокация.
Заканчивая доклад, следователи подсластили горькую для России пилюлю фразой о том, что их суждения «не бросают никакой тени на военные способности или на чувства человечности адмирала Рожественского и личного состава его эскадры».
Гулльские рыбаки запросили в качестве компенсации 110 тысяч фунтов стерлингов. Британское торговое ведомство уменьшило её до 65 тысяч. Эта сумма и была выплачена Россией.
«Гулльский инцидент» стал одной из самых постыдных страниц в истории российского флота. Но позор продолжался. Уже через полгода 2-я Тихоокеанская эскадра была разгромлена в Цусимском сражении у берегов Японии, а Россию охватила революция. В отечественных учебниках истории упоминается Цусимское сражение, но нет ни слова про «Гулльский инцидент», в котором нет ничего героического, чем можно было бы прикрыть начальственную дурь и безответственность.

Из-за революции царю стало не до внешней политики и «театрализованных» пацифистских инициатив. Но когда волнения будут подавлены «кнутом» карательных экспедиций и «пряником» обещаний демократических реформ, Гаагский проект российского императора возобновится. В 1907 году была созвана II Гаагская конференция. Документы свидетельствуют о том, что российские дипломаты не были идеалистами, а с самого начала лишь использовали гуманистическую риторику в своих пропагандистских и имперских целях. Так, министр иностранных дел Александр Извольский в секретной инструкции дипломату Александру Нелидову, который председательствовал на конференции, писал: «Созыв Второй Конференции Мира по Высочайшей воле Государя Императора был вдохновлён тем убеждением, что Русское Правительство, которому принадлежал общий почин в деле пропаганды идей международного мира, не должно выпускать из своих рук дальнейшего его направления». По словам Извольского, интересы родины «требуют, чтобы созванная конференция кончилась успешно и чтобы решения, к которым она приведёт, соответствовали пользам России, не налагая на неё никаких обязательств, могущих стеснить её будущее развитие и давая вместе с тем возможность пользоваться благами международного правопорядка».
При таком отношении неудивительно, что выработанные на подобных конференциях принципы так и остались на бумаге, вплоть до наших дней. Уже в 1915 году, когда как раз была бы созвана III Гаагская конференция, если б не началась Первая мировая война, немцы впервые применили отравляющие газы против английских и французских солдат. Пытаясь приблизить заветную победу, обе стороны совершали военные преступления. На деле же это лишь ожесточало противника и втягивало в конфликт всё новые государства. Конец войне положила всеобщая усталость от бойни, выразившаяся, прежде всего, в революциях, которые начались в обоих воюющих лагерях.
После Первой мировой победители попытались было судить побеждённых за военные преступления, но им не хватило политической воли из-за опасений, что могут быть выдвинуты встречные обвинения. Судебные процессы, проходившие в 1920-х годах в Лейпциге, превратились в насмешку над правосудием: из первоначального списка, включавшего 900 подозреваемых, перед судом предстали только 15 бывших немецких военнослужащих. Им назначили мягкие наказания или вовсе освободили от ответственности. Например, обер-лейтенанты немецкой подводной лодки U-86 Людвиг Дитмар и Джон Болдт 27 июня 1918 года потопили у берегов Ирландии канадское госпитальное судно. Причём выживших медиков, раненых солдат и матросов беспощадно добивали пулемётным огнём, а также тараня подлодкой их шлюпки. Обоих офицеров сначала приговорили к 4 годам тюрьмы, но затем оправдали на том основании, что они лишь «выполняли приказ».
На фоне таких разбирательств международные соглашения и нормы международного права воспринимались политиками как ширма, которую можно и нужно отбросить в случае сиюминутной выгоды. Постепенно шло скатывание ко Второй мировой войне, которая по количеству и масштабу совершённых военных преступлений превзошла Первую. И снова немцы использовали химическое оружие, правда, не на фронте, а в концлагерях, убивая евреев. А русские повторяли «Гулльский инцидент», но теперь совершенно безнаказанно: советские подводники топили в Чёрном море транспорты с сотнями еврейских беженцев, искавших спасения от нацистов в Палестине.
«Победителей не судят». Но всё же после двух страшных войн был учреждён Международный военный трибунал, который осудил немецких и японских военных преступников (Нюрнбергский и Токийский процессы). Хотя и тут не обошлось без абсурда и политических интриг: немцам с подачи СССР попытались вменить в вину Катынский расстрел польских военнопленных — преступление, совершённое советскими карательными органами.

Наблюдая, как медленно и с какими огрехами выстраивается мировая система правосудия, легко испытать разочарование, разувериться в гуманистических идеалах и в способности человечества защищать общие интересы. Однако Гаага по-прежнему остаётся символом надежды на высшую земную справедливость, когда даже правителя настигает возмездие. Уже около 20 лет в Гааге действует Международный уголовный суд, который выписывает ордера на арест даже действующих глав государств.