Автор: Степан Бочкарёв
В этой учебной четверти старшеклассники участвовали в дебатах на тему академической честности. В школе чаще всего под этим понимают отказ от списывания и несамостоятельного выполнения домашних и контрольных работ, присвоения результатов чужого труда. Но проблема академической честности (да и не только академической) стоит намного шире, а её корни уходят в социальные практики мира взрослых, которые давно уже не «списывают домашку», но тоже привыкли использовать те или иные лазейки для получения материальных или карьерных выгод.
Честь — это взятие на себя обязательств каждым членом коллектива, которое позволяет добавить чуть больше предсказуемости в хаос событий, ломающих человеческие судьбы. Особенно велико желание регламентировать поступки людей там, где ставки очень высоки: например, на войне; так формировался рыцарский кодекс чести.
Наука же на протяжении тысячелетий была полем свободного творчества, как и искусство. Единый инструментарий получения знаний (научный метод) оформился только в XX веке, когда они стали настолько системными и всеобъемлющими, что появилась необходимость отделить факты от лжи и заблуждений. Однако достичь этого оказалось непросто. За последние 100 — 200 лет лженаучное знание развивалось и набирало популярность не менее успешно, чем научное. И это относится не только к гуманитарным и социальным наукам, в которых сложнее применить формализованный подход, но и к естественным. В XX веке от «академического шарлатанства» сильно пострадала биология, особенно в странах с тоталитарными политическими режимами, в частности в СССР. Советская диктатура пыталась поставить науку на службу государству и его идеологии. Это означало, что наградами осыпали тех, кто подгонял результаты научной работы под заданную политическими руководителями цель. В биологии, перед которой ставились амбициозные задачи создания «эликсира молодости» для вождя советского народа Иосифа Сталина и решения продовольственной проблемы путём «сказочного» роста надоев и урожайности в обнищавшей в результате коллективизации деревне, возникло такое явление как «лысенковщина».
Трофим Лысенко, фамилия которого стала нарицательной, происходил из крестьянской семьи. Газета «Правда» называла его «босоногим профессором», противопоставляя полуграмотного крестьянского сына учёным «классово чуждой» старой школы. Отсутствие фундаментальных знаний, вопреки здравому смыслу, не мешало, а помогало делать Лысенко карьеру в советской науке, ведь он не боялся брать на себя любые обязательства по увеличению производства сельскохозяйственной продукции. «Для того, чтобы получить определённый результат, нужно хотеть получить именно этот результат; если вы хотите получить определённый результат, вы его получите», — говорил Лысенко. Эта фраза, напоминающая своей примитивной тавтологичностью речь самого Сталина, возмущала многих учёных. Однако Лысенко сделал блестящую карьеру, был награждён восемью орденами Ленина, трижды становился лауреатом сталинских премий первой степени, получил звание Героя социалистического труда. Непререкаемый авторитет заработал невежда и демагог, сыгравший одну из главных ролей в уничтожении целой отрасли биологической науки — генетики. Причём это произошло в тот момент, когда отечественные учёные-генетики находились в авангарде мировой науки.
Лысенко, в частности, ввёл в оборот абстрактное понятие «вырождение породы». Он фанатично верил, что улучшить или, наоборот, ухудшить породу растений или животных можно изменением внешней среды. На практике это приводило к анекдотичным экспериментам, когда коров, например, кормили для увеличения надоев «отходами» с шоколадной фабрики.
Честь — это взятие на себя обязательств каждым членом коллектива, которое позволяет добавить чуть больше предсказуемости в хаос событий, ломающих человеческие судьбы. Особенно велико желание регламентировать поступки людей там, где ставки очень высоки: например, на войне; так формировался рыцарский кодекс чести.
Наука же на протяжении тысячелетий была полем свободного творчества, как и искусство. Единый инструментарий получения знаний (научный метод) оформился только в XX веке, когда они стали настолько системными и всеобъемлющими, что появилась необходимость отделить факты от лжи и заблуждений. Однако достичь этого оказалось непросто. За последние 100 — 200 лет лженаучное знание развивалось и набирало популярность не менее успешно, чем научное. И это относится не только к гуманитарным и социальным наукам, в которых сложнее применить формализованный подход, но и к естественным. В XX веке от «академического шарлатанства» сильно пострадала биология, особенно в странах с тоталитарными политическими режимами, в частности в СССР. Советская диктатура пыталась поставить науку на службу государству и его идеологии. Это означало, что наградами осыпали тех, кто подгонял результаты научной работы под заданную политическими руководителями цель. В биологии, перед которой ставились амбициозные задачи создания «эликсира молодости» для вождя советского народа Иосифа Сталина и решения продовольственной проблемы путём «сказочного» роста надоев и урожайности в обнищавшей в результате коллективизации деревне, возникло такое явление как «лысенковщина».
Трофим Лысенко, фамилия которого стала нарицательной, происходил из крестьянской семьи. Газета «Правда» называла его «босоногим профессором», противопоставляя полуграмотного крестьянского сына учёным «классово чуждой» старой школы. Отсутствие фундаментальных знаний, вопреки здравому смыслу, не мешало, а помогало делать Лысенко карьеру в советской науке, ведь он не боялся брать на себя любые обязательства по увеличению производства сельскохозяйственной продукции. «Для того, чтобы получить определённый результат, нужно хотеть получить именно этот результат; если вы хотите получить определённый результат, вы его получите», — говорил Лысенко. Эта фраза, напоминающая своей примитивной тавтологичностью речь самого Сталина, возмущала многих учёных. Однако Лысенко сделал блестящую карьеру, был награждён восемью орденами Ленина, трижды становился лауреатом сталинских премий первой степени, получил звание Героя социалистического труда. Непререкаемый авторитет заработал невежда и демагог, сыгравший одну из главных ролей в уничтожении целой отрасли биологической науки — генетики. Причём это произошло в тот момент, когда отечественные учёные-генетики находились в авангарде мировой науки.
Лысенко, в частности, ввёл в оборот абстрактное понятие «вырождение породы». Он фанатично верил, что улучшить или, наоборот, ухудшить породу растений или животных можно изменением внешней среды. На практике это приводило к анекдотичным экспериментам, когда коров, например, кормили для увеличения надоев «отходами» с шоколадной фабрики.
«Академические шарлатаны», подобные Лысенко, действовали и в других областях. В микробиологии славы крупного учёного удостоилась жена «старого большевика», почти ровесница Ленина Ольга Лепешинская, сменившая революционную работу на научную деятельность в возрасте 50 лет. В 1934 году она заявила о том, что сделала величайшее научное открытие: смогла получить живые клетки из бесструктурного «живого вещества». Природа «живого вещества» в исследованиях Лепешинской не устанавливалась, это — общее, полумистическое понятие, без конкретной характеристики. Лепешинская уверяла, что можно растереть в ступке яйца птиц до кашеобразного состояния и увидеть, как в этой среде самопроизвольным образом вновь зародится жизнь.
Критиковать Лепешинскую за грубые ошибки, подтасовку данных и антинаучные фантазии было не только бесполезно, но и опасно: биолог писала на таких оппонентов доносы в вышестоящие инстанции, обвиняя их в недостаточной преданности идеям марксизма-ленинизма. А директору Биологического института имени Тимирязева Борису Токину Лепешинская припомнила «кулацкое происхождение». При этом у самой Лепешинской тоже не было рабоче-крестьянских корней, а её мать была богатой предпринимательницей, владевшей фабриками и рудниками на Урале.
Свои научные успехи, а также нежелание учёного сообщества их признавать, Лепешинская объясняла приверженностью большевистской догме. «Понимала теперь и я вздорность многих и многих теорий буржуазных биологов. Мне помогли разобраться в этом замечательные работы классиков марксизма: Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина. Они, как прожектором, освещали и освещают мне путь вперед», — писала она.
Наука настолько жёстко контролировалась полуграмотными советскими руководителями, что это даже не скрывалось. «Под руководством большевистской партии и вождя народов товарища Сталина в нашей стране выросли тысячи учёных материалистов-диалектиков, которые в силе сломить сопротивление всего того, что задерживает развитие науки вперёд. Большевистская партийность в науке требует от советских учёных борьбы против всех видов идеализма, поповщины и мракобесия», — говорится в книге Лепешинской «Происхождение клеток из живого вещества». Биолог подчеркнула, что сделанное ею научное открытие могло быть сделано «только в Советской стране, где передовая революционная наука окружена заботами нашей партии и правительства и направляется нашим вождём, дорогим, всеми любимым, величайшим учёным товарищем Сталиным».
Лепешинская была обласкана властью, награждена орденами Ленина и Трудового Красного Знамени, стала лауреатом сталинской премии. (Лже)научные воззрения «старой большевички» и соратницы Ленина вошли в школьные учебники, а учёные были обязаны восторгаться работами Лепешинской. Советская пресса писала: «Учение Лепешинской демонстрирует гигантский рост советской науки по сравнению с реакционной человеконенавистнической лженаукой американо-английского блока, поджигателей войны. Учение Лепешинской есть результат могучего и благотворного влияния идей Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина».
При этом даже непрофессионалам была очевидна абсурдность выводов биолога. Так, её муж в частном разговоре с патологоанатомом и доктором медицинских наук Яковом Рапопортом сказал: «Вы её не слушайте; она в науке ничего не смыслит и говорит сплошные глупости».
Оказавшись в лаборатории Лепешинской, где она ставила эксперименты с «живым веществом», Рапопорт, по его словам, словно «попал в Средневековье».
У Лепешинской были последователи в стремлении произвести «революцию» в науке и перевернуть наше представление о мире с ног на голову. Так, в 1950 году доцент биологического факультета в Ростовском университете Фаина Кучерова «сделала открытие»: она растирала перламутровые пуговицы и вводила получившийся раствор животным, после чего наблюдала, как из порошка образуется живое вещество. «А что особенного? Перламутр-то из раковины добывают, а раковины ведь раньше были живыми. Вот они и сохранили свойство живого», — объясняла смысл своих изысканий Кучерова.
Критиковать Лепешинскую за грубые ошибки, подтасовку данных и антинаучные фантазии было не только бесполезно, но и опасно: биолог писала на таких оппонентов доносы в вышестоящие инстанции, обвиняя их в недостаточной преданности идеям марксизма-ленинизма. А директору Биологического института имени Тимирязева Борису Токину Лепешинская припомнила «кулацкое происхождение». При этом у самой Лепешинской тоже не было рабоче-крестьянских корней, а её мать была богатой предпринимательницей, владевшей фабриками и рудниками на Урале.
Свои научные успехи, а также нежелание учёного сообщества их признавать, Лепешинская объясняла приверженностью большевистской догме. «Понимала теперь и я вздорность многих и многих теорий буржуазных биологов. Мне помогли разобраться в этом замечательные работы классиков марксизма: Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина. Они, как прожектором, освещали и освещают мне путь вперед», — писала она.
Наука настолько жёстко контролировалась полуграмотными советскими руководителями, что это даже не скрывалось. «Под руководством большевистской партии и вождя народов товарища Сталина в нашей стране выросли тысячи учёных материалистов-диалектиков, которые в силе сломить сопротивление всего того, что задерживает развитие науки вперёд. Большевистская партийность в науке требует от советских учёных борьбы против всех видов идеализма, поповщины и мракобесия», — говорится в книге Лепешинской «Происхождение клеток из живого вещества». Биолог подчеркнула, что сделанное ею научное открытие могло быть сделано «только в Советской стране, где передовая революционная наука окружена заботами нашей партии и правительства и направляется нашим вождём, дорогим, всеми любимым, величайшим учёным товарищем Сталиным».
Лепешинская была обласкана властью, награждена орденами Ленина и Трудового Красного Знамени, стала лауреатом сталинской премии. (Лже)научные воззрения «старой большевички» и соратницы Ленина вошли в школьные учебники, а учёные были обязаны восторгаться работами Лепешинской. Советская пресса писала: «Учение Лепешинской демонстрирует гигантский рост советской науки по сравнению с реакционной человеконенавистнической лженаукой американо-английского блока, поджигателей войны. Учение Лепешинской есть результат могучего и благотворного влияния идей Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина».
При этом даже непрофессионалам была очевидна абсурдность выводов биолога. Так, её муж в частном разговоре с патологоанатомом и доктором медицинских наук Яковом Рапопортом сказал: «Вы её не слушайте; она в науке ничего не смыслит и говорит сплошные глупости».
Оказавшись в лаборатории Лепешинской, где она ставила эксперименты с «живым веществом», Рапопорт, по его словам, словно «попал в Средневековье».
У Лепешинской были последователи в стремлении произвести «революцию» в науке и перевернуть наше представление о мире с ног на голову. Так, в 1950 году доцент биологического факультета в Ростовском университете Фаина Кучерова «сделала открытие»: она растирала перламутровые пуговицы и вводила получившийся раствор животным, после чего наблюдала, как из порошка образуется живое вещество. «А что особенного? Перламутр-то из раковины добывают, а раковины ведь раньше были живыми. Вот они и сохранили свойство живого», — объясняла смысл своих изысканий Кучерова.
На признание очевидных фактов потребовались десятилетия, что привело к значительному отставанию отечественной науки от мировой. Однако «академическое шарлатанство» продолжало процветать и после того, как имена Лысенко и Лепешинской пропали с полос газет и со страниц учебников. Любой советский учёный, в какой бы области он ни работал, был обязан подкреплять свои рассуждения цитатами из Маркса и Ленина. Эти «заклинания» кочевали из одной научной работы в другую, поощряя формализм в рассуждениях и небрежное отношение к заимствованиям. После распада СССР, когда не стало идеологического пресса над наукой, «шарлатанство» приняло новые формы: получение учёной степени стало бизнесом, в котором учёные всё так же обслуживали чиновников.
Появление и в наше время лжеучёных, действующих в традициях «лысенковщины», говорит о том, что остаётся актуальной задача формирования в науке и обществе здорового микроклимата, основанного на честности. Один из путей решения этой задачи — нетерпимость к списыванию работ и другим проявлениям ученической нечестности. Это формирует в детях самостоятельность и ответственность, которые важны для всех, а не только для тех, кто свяжет свою жизнь с наукой.
Появление и в наше время лжеучёных, действующих в традициях «лысенковщины», говорит о том, что остаётся актуальной задача формирования в науке и обществе здорового микроклимата, основанного на честности. Один из путей решения этой задачи — нетерпимость к списыванию работ и другим проявлениям ученической нечестности. Это формирует в детях самостоятельность и ответственность, которые важны для всех, а не только для тех, кто свяжет свою жизнь с наукой.